( послесловие к циклу "Позиция")
Дорогой товарищ!
Читатель в своих письмах часто спрашивает: каков процент исторической правды в моих хрониках о Штирлице, какова его послевоенная судьба - до того момента, как он вновь появился в моих книгах "Экспансия" и "Бомба для председателя"? Искусство - а литература является его важнейшим подразделением (да простится мне это сугубо военное определение) - обязано быть сродни сказке, которая, по Пушкину, "ложь, да в ней намек, добру молодцу урок". Конечно же, Штирлиц - вымысел, вернее - обобщение. Не было одного Штирлица. Однако было немало таких разведчиков, как Штирлиц. А вот факт переговоров Даллеса - Вольфа был. А самого Карла Вольфа, обергруппенфюрера СС, начальника личного штаба Гиммлера, я не так давно разыскал в ФРГ, - вполне бодрый восьмидесятилетний нацист, ни в чем не отступивший от былых принципов расизма, антикоммунизма и антисоветизма: "Да, я был, есть и остаюсь верным палладином фюрера". И таких нацистов - высших офицеров СС - в Западной Германии более пяти тысяч. Многие из них устроили торжественные похороны главному военному преступнику адмиралу Деницу, осужденному в Нюрнберге; за гробом преемника Гитлера шли "старые борцы", их снимало телевидение и они не прятались камер, а, наоборот, красовались перед объективами, эти нацистские недобитки, выпускающие ныне свои мемуары, в которых восхваляется "эра национал-социализма". Сейчас эти бандиты вновь стали весьма состоятельными людьми, что позволяет им финансировать пропаганду гитлеризма,
содействовать массовому изданию книг, в которых молодежи пытаются втолковать, что, мол, Гитлер - "обманутый идеалист", что он был "лучшим другом молодежи", что при нем "не было безработицы", что при нем "был порядок". Порядок был, "новый порядок" - когда в крематорий отправляли по очереди, вроде как в баню; порядок был - но по карточкам: мясо - норма на неделю, хлеб - норма на день; порядок был - попробуй покритиковать "идеалиста" за то, что твой отец погиб на Восточном фронте за его, "идеалиста", бредовую идею "мирового владычества" - завтра же очутишься в концлагере или попадешь под гильотину. Снова собираются "судетские" и "кенигсбергские" землячества гитлеровцев, - бандиты мечтают о реванше; коричневый ужас царствует в Чили и Парагвае; юаровские расисты снабжают бандитские группировки в Анголе гитлеровским оружием: совсем недавно бойцы революционной Анголы передали мне нацистский "вальтер-полицай", пистолет, который выдавали эсэсовцам; ныне он попал в руки новых "борцов за свободу и демократию". Значит, задача литературы состоит в том, чтобы противостоять фашизму - во всех его проявлениях. Значит, задача литературы состоит в том, чтобы хранить память, ибо человечество ныне живо лишь благодаря тому, что двадцать миллионов советских людей погибли, защищая Завтра нашей планеты. Память о тех, кто ушел, чтобы мы остались, - священна; никто не забыт, и ничто не забыто. Священна память и о тех бойцах с фашизмом, которые погибли не в танковой атаке, не в воздушном бою и не в стремительном броске на вражеские окопы, а на незримом фронте. Священна память Николая Кузнецова, Рихарда Зорге, Маневича, Медведева, Шандора Радо и других, чьи имена еще не известны нам, но обязательно станут известны, и тогда этим Героям будут посвящены книги и фильмы. Цикл новых романов, объединенных общим названием "Позиция", обязан быть предварен именно этим томом; читатель должен знать, что попытки ряда нацистских главарей сговориться с Даллесом весной сорок пятого не были случайностью. События, происшедшие в мире в 1946-1947 годах, свидетельствуют об этом с неумолимой очевидностью. Ежедневно я получаю множество писем от читателей. Иные корреспонденты прямо-таки требовали: "Продолжайте работать над романами о Штирлице!" К такого рода корреспондентам, кстати говоря, относится и Жорж Сименон: "В своих политических хрониках Вы имеете уникальную возможность через судьбу вашего Штирлица показать историю недавнего прошлого; она того заслуживает". Пишешь не для кого-то, но именно для читателя. Самое важное для литератора - ощущение нужности твоего дела людям. Вот я и сел за новые романы о Штирлице, впрямую связанные с законченным уже циклом "Альтернатива". Гонорар от этой книги передаю в фонд ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.
ЮЛИАН СЕМЕНОВ
* РОМАН КАРМЕН. ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ. *
(К циклу "Позиция")
В свое время Сенека сказал: "Для меня нет интереса знать что-либо, хотя бы самое полезное" если только я один буду это знать. Если бы мне предложили высшую мудрость под непременным условием, чтобы я молчал о ней, я бы отказался". За свои сорок лет жизни Юлиан Семенов успел узнать многое, и это многое он щедро отдает в своих книгах многомиллионному читателю. Историк и востоковед по образованию, он начинал как преподаватель афганского языка на историческом факультете МГУ и как исследователь Среднего Востока. Распространенное мнение, что труд историка - труд кабинетный, тихий, спокойный, - мнение отнюдь не верное. Историк подобен хирургу, зодчему, военачальнику - он всегда в поиске, он ощущает в себе страстное столкновение разностей, из которых только и может родиться единая и точная концепция того или иного эпизода истории. Казенное определение "эпизод истории" на самом деле включает в себя борение страстей пушкинского или шекспировского накала, сопряженность миллионов и личности, подвижничества и прозябания, прозрения и обыденности, добра и зла. Чехов утверждал, что тот, "кто выше всего ставит покой своих близких, должен совершенно отказаться от идейной жизни". Юлиан Семенов, высаживавшийся на изломанный лед Северного полюса, прошедший в качестве специального корреспондента "Правды" пылающие джунгли героического Вьетнама, сражавшийся бок о бок вместе с партизанами Лаоса, передававший мастерские репортажи из Чили и Сингапура, Лос-Анджелеса и Токио, из Перу и с Кюрасао, из Франции и с Борнео, знавший затаенно-тихие улицы ночного Мадрида, когда он шел по следам бывших гитлеровцев, скрывшихся от справедливого возмездия, живет по-настоящему идейной жизнью. Именно поэтому его герой Максим Максимович Исаев-Штирлиц стал любимым героем советской молодежи - писатель отдает своему герою частицу своего "я", и чем больше он отдает себя своему герою, тем ярче, жизненнее и объемнее он становится. Писатель, посвятивший себя созданию политических романов, в подоплеке которых - реальные факты истории, оказывается в положении особом: давно прошедшее он должен сделать сегодняшним, в былое он обязан вдохнуть живую реальность. Вне героя, который шел бы сквозь пласт истории, труд писателя обречен - обычная фотоиллюстрация в век цветной фотографии смотрится беспомощно и жалко. В политических хрониках Юлиана Семенова категория интереса, то есть острый сюжет; информация, то есть широкое знание и понимание проблем; чувства, то есть душевное наполнение героев, - сплавлены так, что не видно "швов", это словно работа мастера горячей сварки. Исследование истории, политики и человеческих судеб в условиях нашего великого времени, потрясшего мир, - вот что такое романы Ю. Семенова о Штирлице. Писатель проводит своего героя сквозь грозные и прекрасные годы революции. Романы "Бриллианты для диктатуры пролетариата" и "Пароль не нужен", написанные на одном дыхании, как, впрочем, и все у Семенова, не есть плод одной фантазии - писатель следует за строками документов той эпохи. От романа к роману Ю. Семенов прослеживает становление и мужание Максима Исаева, коммуниста, солдата, антифашиста. Мы видим Исаева-Штирлица во время гражданской войны в Испании: в дни боев под Уэской и Харамой мы вместе с Михаилом Кольцовым встречали таких Штирлицев - замечательных дзержинцев, принявших бой с гитлеровцами, первый бой, самый первый. Читатель будет следить за событиями, разыгравшимися в тревожные весенние дни сорок первого года, когда Гитлер начал войну против Югославии, - роман "Альтернатива", написанный Ю. Семеновым в Белграде и Загребе, открывает множество неизвестных доселе подробностей в сложной политической структуре того периода; мы увидим Штирлица в самые первые дни Великой Отечественной войны, мы встретимся с ним в Кракове, обреченном нацистами на уничтожение, мы поймем, какой вклад внес Штирлиц в спасение этого замечательного города, помогая группе майора Вихря, мы будем следить за опаснейшей работой Штирлица в те "семнадцать мгновений весны", которые так много значили для судеб мира в последние месяцы войны, когда я, фронтовой киножурналист, шел с нашими войсками по дорогам поверженного гитлеровского рейха, и наконец спустя двадцать лет мы вновь встретим Максима Максимовича Исаева, когда он, демобилизовавшись, вернулся к мирному труду ученого и журналиста, но жизнь столкнула его вновь - лицом к лицу - с последышами гитлеризма, с теми, кто делает "бомбу для председателя", с маньяками, обуреваемыми идеями расового превосходства и слепого националистического неонацизма. Создавая свои политические хроники, Юлиан Семенов прошел все дороги своего героя: я помню, с какой настойчивостью он выступал против "отца душегубок" Рауфа, скрывавшегося от справедливого возмездия в Пунта-Аренас, столице Огненной Земли, я помню, как вместе с перуанским антифашистом Сесарем Угарте он разоблачал подручного Кальтенбруннера - гестаповца Швендта, затаившегося в Лиме. Именно поэтому политические хроники Семенова отличает скрупулезное знание материала, именно поэтому так бескомпромиссна авторская позиция писателя-антифашиста. Особенно мне хотелось бы отметить язык романов: емкий, приближенный к манере современного кинематографа, насыщенный огромным зарядом информации, рапирный - в острых и динамичных диалогах, доказательный - в раздумьях, лирический - в акварельных и тонких описаниях природы. Все это - в значительной мере - объединяет романы Семенова единым стержнем, ибо эклектика, формализм, склонность к языковому "модерну" чужды нашей советской литературе. Именно это вкупе, естественно, с открытием новых пластов истории, с глубокими философскими раздумьями, с интереснейшими человеческими характерами сделало прозу Ю. Семенова объектом пристального интереса наших кинематографистов - такие фильмы, как "Семнадцать мгновений весны", "Майор Вихрь", "Пароль не нужен", пользуются заслуженной и доброй славой в нашей стране и за рубежом. Юлиан Семенов выступает в этой хронике-эпопее как социолог, историк, политический журналист - этот сплав породил новое качество романа, политического романа, построенного на факте, а написанного в жанре мастерского детектива. Через судьбу Максима Исаева-Штирлица прослеживаются скрытые пружины важнейших исторических событий. Судьба Исаева - одна из миллионов судеб тех, кто внес свой вклад в великий подвиг советского народа, спасшего мир от коричневой чумы...
Роман КАРМЕН, лауреат Ленинской премии, Герой Социалистического Труда. 1975 год
Комментариев нет:
Отправить комментарий